Итак, наше знакомство с В.Ф.Костюком продолжалось и переросло со временем в близкую дружбу. С его помощью я избавился от тех зеленых канареек, чьи голоса меня не устраивали, и начал собственную селекционную работу.
Мы тесно общались и душой компании был мой сосед Александр Алексеевич Чупин. Тоже одинокий чудак-пенсионер и тоже в коммуналке. В его большой комнате, с единственным балконом выходящим во двор, жили не только канарейки, но и аквариумные рыбки, сиамские кошки и пара черненьких собачек, мать с дочкой. В хорошем настроении дед открывал настежь окно во двор, ставил на него проигрыватель и заводил классику. Очень любил Шаляпина. Когда Сан Сеич гулял со своими собачками по Чистопрудному бульвару, причем, пара кошек сидела у него на плечах, то недостатка в общении он не испытывал. Неоднократно его показывали различные телеканалы, о нем и его хозяйстве писала "Московская правда".
Буся, собачка, ставшая членом нашей семьи на долгие годы, была разведения Сан Сеича. Так сказать, его "выбраковкой", потому что он держал только черненьких, а моим детям понравился единственный рыженький щенок.
В "та поры" я еще занимался лошадьми в подмосковном конном хозяйстве. И не раз приглашал туда Костюка и Чупина. На природе, куда они приезжали с удочками, деды быстро принимали "дозу", после чего рыбалка на пруду их уже мало интересовала. Медитация на травке и свежий лесной воздух - этого было вполне достаточно.
Люстрова Костюк и Чупин боготворили как великого мастера канареечной охоты. Валерий Федорович неоднократно пытался меня с ним познакомить, но Лев Михайлович под разными предлогами отнекивался. Впоследствии он сам объяснил мне такое поведение: он знал Костюка как пьяницу и опасался, что его друг-собутыльник такой же.
Тем временем большие коммуналки в старых добротных домах в центре Москвы расселяли "новые русские". Валерий Федорович переехал в большую светлую двушку в Медведково, а СанСеич - в трешку в Марьино. И, несмотря на явное улучшение жилищных условий, старики там не были счастливы. Сан Сеич, по моему, так до конца дней своих даже не распаковал всю уйму коробок, в которые были сложены его многочисленные коллекции пластинок, книг, рукописей и т.п. Чупин тоже был кандидатом ветеринарных наук, специалистом по лесным вредителям.
Новые места, незнакомые люди - все это трудно было принять в том, уже весьма почтенном возрасте, в котором пребывали мои канареечные друзья. Евгений Федорович выделил для канареек лучшую солнечную комнату. Больше всего он любил весну, когда начинала ворчать и распеваться его зеленая молодежь. Вспоминаю, как я ему жестоко навредил, желая сделать "как лучше". Старики постоянно ездили в центр, по местам "боевой славы". Чупин - на Чистые пруды, Костюк - к Киевскому вокзалу, где он покупал в одному ему известном месте бутылку дешевой, но не паленой водки. Поскольку ездить ему было далеко, однажды я решил сделать Евгению Федоровичу подарок. И привез ему трехлитровую банку чистого медицинского спирта. Думая, что теперь ему не придется мотаться через весь город за своей водкой, и этого спирта ему надолго хватит. Как он тогда не умер из-за моей бестолковости, до сих пор удивляюсь. Ведь бутылка - это была некая норма. Он потому и покупал их по одной, чтобы как-то держаться в тонусе. А три литра спирта - это пятнадцать бутылок! Короче, на две-три недели Костюк выпал из жизни. Поскольку он не подходил к телефону, я поехал к нему домой и хорошо еще, что он сумел открыть мне дверь.
Продолжение следует.