Вадим, дорогой, спасибо за цитирование Тургенева. Великий писатель! Но...его вкус для меня не догма. Как справедливо заметил Саша, "не сотвори себе кумира".
Вот если бы мы вместе с ним послушали одних и тех же соловьев, тогда, может быть, поняли бы, кому что больше нравится. А словами да буквами описывать песню...я же с этого и начал: ничего другого в московском клубе никогда и не было. Во всяком случае, до появления дисков. Ну, кассетники тоже иногда приносили. Я, кстати, и прививал: ни на одно из заседаний не приходил без магнитофона или диктофона. Потом, слава Богу, и Женя Чибизов понял, что разговоры о пении имеют смысл лишь с примерами.
А что до понимания и анализа песни, то Николай Немнонов, настоящий орнитолог (в свое время коллега покойного Г.Н.Симкина, царство ему небесное, только вчера он ушел от нас, лучший знаток и соловья, и других певчих птиц среди российских ученых), писал не хуже Тургенева. И ни слова о плане, наоборот, подчеркивал, что в зависимости от настроения, погоды и др., птица может петь совершенно по-разному:
" Певчему дрозду, равно замечу, как и соловью, настоящие копировки несвойственны, но свойственны именно заимствования, т.е. чужие по своему происхождению свисты, слова и другие всевозможные «штуки», иногда легко узнаваемые, но всегда почти в той или иной степени модифицированные, творчески переработанные. Подобного рода заимствования и импровизации их, оформленные и расставленные в репертуаре по определенным видоспецифическим правилам, но в соответствии с талантом птицы, составляют главное содержание песни певчего дрозда.
Я знаю немало отличных птиц, в том числе певчих дроздов, по-настоящему незаурядных, неповторимых.
Спиридон, по самому высокому счету, представлял собою явление феноменальное, выходящее из ряда вон. Настоящий кристалл среди простых камней. Одного происхождения тема встречалась где-то в разных участках песни и раз, и два, и три; в каждом случае с блестящим мастерством переработанная, с филигранной точностью поставленная на нужное место и поданная с замечательными легкостью и изяществом.
«Филипп, филли, Филипп», - ставил он где-то уже знакомое нам; «Кулик, кулик, кулик – кулик, кулик …» на зависть лучшей куликовой птичке в другом месте; «Свили, свили, свили …» - в третьем и затем еще раз, но сменив ударение, почти как коршун «Свилли, свилли, свилли…». Тема «СПИРИДОН» сочеталась у него с бесподобным «ДОН», употребляемых часто на разных отрезках песни и в разных сочетаниях: он очень любил эту тему…
Случалось, Спиридон, как бы забавляясь в остроумии, позволял себе шутки сногсшибательные. Пребывая якобы в меланхолии, дрозд вдруг в точности копировал коростеля и, сделав значительную паузу, оглядывался по сторонам, посматривая одним глазом вниз ко мне, вроде бы спрашивая о произведенном впечатлении. И смех, и слезы выступали на глазах, и. признаюсь, хотелось потянуть время, прежде, чем забрать птицу из лесу…
И черныш, и перевозчик, м бекас, и веретенник, кроншнеп, обязательный для хорошего дрозда, чирки, кряква, плач желны и даже «хорканье» вальдшнепа, «бой» перепела и «ва-ва», когда вабит он, - чего только не умел этот потрясающий дрозд. Но что особенно замечательно, в нарушение всех принятых норм для певчего дрозда, чрезвычайно велико было участие в песне настоящих «имитонов» (копировок), чуть-чуть подчищенных, но безукоризненно узнаваемых. Замечу, кстати, в накриках ястреба, лишь слегка структурно подправленных, но вполне соответствующих оригиналу, равно, как и в криках канюка, Спиридон заметно и, мне казалось, не случайно, а как бы с опаской снижал громкость «позывов».
Быть может, в самом деле, природой наложен запрет на дрозда, учитывая силу голоса и членораздельность «речи» его в части буквальных имитаций, дабы не вносить в хорошо организованное в акустическом отношении разноплеменное сообщество элементов дезинформации, тем более, что дразнить таких «гусей», как ястреб и другие пернатые хищники, небезопасно.
Произвольно производя замены по ходу песни, Спиридон, обязательно там, где это требовалось по смыслу, вносил и соответствующие поправки в число повторов переставленного слова. И делал это без ошибок; музыкальное чутье не подводило птицу. Не берусь даже приблизительно назвать число слов (колен) в репертуаре его, да это и невозможно, так как песня певчего дрозда, тем более, столь уникального, есть непрерывный процесс творчества.Многие поклонники птичьих песен знают наверняка, как птица средняя или даже крикливая, вдруг сбавит иногда тон, изменит темп, и песня идет намного лучше. Спиридон прожил в моем доме восемнадцать лет, птица много и охотно пела, но не было случая…, чтобы он унизил свое мастерство акустической грубостью и закричал не по месту громче, чем следовало бы. Так же пел он и в природе в первые дни нашего знакомства, то была именно манера, манера сдержанной страсти и особенной чуткости и деликатности по отношению к песне и слушателю. Тем он и подкупал нас всех: и меня, и соплеменников. Да, это был величайший артист.
Спиридону повезло – его не съели ни ястреб, ни итальянец, ни француз, а «новых русских» тогда на свете не было. Он сделал себя сам, талантом своим, и прожил три жизни: в природе, в доме моем и в сердце; кто знает, может проживет и четвертую – в этих записках."
Н. Немнонов.
Саша из Запорожья, спасибо за понимание!
И еще про план. У всех классных вольных певцов, помимо основной песни, есть так называемая "подпесня". Это именно то, что Немнонов называет "побаловками", пением вполголоса. И их роль очень важна в общении птиц. Кроме того, песня меняется в зависимости от времени дня и уж совсем кардинально, в зависимости от времени года. Осенняя песня весьма отличается от весенней.