Автор: Р.С.
« : Ноября 20, 2014, 21:44:18 »...Вспомнился эпизод с репетиций "Гамлета" на Таганке.
Задумывал Любимов в спектакле чудовищное – убийство гитары. Должно это было выглядеть так: Высоцкий заканчивает петь «Гул затих...», и после слов «Я один, всё тонет в фарисействе, жизнь прожить – не поле перейти», – ахнуть гитару об пол. Разбить вдребезги! Мысль Любимова: актёр Высоцкий кончает с собой – рождается Гамлетом.
На мой непросвещённый взгляд, это живодёрство, хотя речь не о живом, не об одушевлённом существе.
На репетиции убийство совершили.
Итак, мизансцена до начала пролога собственно пьесы. Высоцкий перед занавесом поёт под гитару стихи Пастернака. Заканчивает. Размахивается – страшный удар инструмента об пол. Звон или стон струн – звук непередаваемо страшный. Разбитая дека и висящие в лучах световых пистолетов струны – искривлённые спиралью лучами… Высоцкий с ужасом смотрит на обломки...
Восстал композитор Буцко – он сидел в зале и всё видел. Поднялся, с дрожью в голосе отчеканил: «Юрий Петрович, это чёрт знает что! Это что, каждый раз будут инструмент об пол?! Да вы что! Даже бутафорскую – и ту жалко, а уж тем более звучащую...»
Любимов небрежно: «Да чего вы так волнуетесь! Делов-то на копейку. Что мы, гитару, что ли, не купим для театра?»
«Нет, – твёрд Буцко, – дело не в этом. Это кошмар – видеть, как убивают музыкальный инструмент! Ни в коем случае! Я категорически против! Если ещё раз гитару на моих глазах оземь ударят, если сделают такой фашистский поступок – ноги моей в театре не будет!»
Любимов уступил: «Ладно, Владимир, не бей гитару…»
Николай Андреев
Задумывал Любимов в спектакле чудовищное – убийство гитары. Должно это было выглядеть так: Высоцкий заканчивает петь «Гул затих...», и после слов «Я один, всё тонет в фарисействе, жизнь прожить – не поле перейти», – ахнуть гитару об пол. Разбить вдребезги! Мысль Любимова: актёр Высоцкий кончает с собой – рождается Гамлетом.
На мой непросвещённый взгляд, это живодёрство, хотя речь не о живом, не об одушевлённом существе.
На репетиции убийство совершили.
Итак, мизансцена до начала пролога собственно пьесы. Высоцкий перед занавесом поёт под гитару стихи Пастернака. Заканчивает. Размахивается – страшный удар инструмента об пол. Звон или стон струн – звук непередаваемо страшный. Разбитая дека и висящие в лучах световых пистолетов струны – искривлённые спиралью лучами… Высоцкий с ужасом смотрит на обломки...
Восстал композитор Буцко – он сидел в зале и всё видел. Поднялся, с дрожью в голосе отчеканил: «Юрий Петрович, это чёрт знает что! Это что, каждый раз будут инструмент об пол?! Да вы что! Даже бутафорскую – и ту жалко, а уж тем более звучащую...»
Любимов небрежно: «Да чего вы так волнуетесь! Делов-то на копейку. Что мы, гитару, что ли, не купим для театра?»
«Нет, – твёрд Буцко, – дело не в этом. Это кошмар – видеть, как убивают музыкальный инструмент! Ни в коем случае! Я категорически против! Если ещё раз гитару на моих глазах оземь ударят, если сделают такой фашистский поступок – ноги моей в театре не будет!»
Любимов уступил: «Ладно, Владимир, не бей гитару…»
Николай Андреев